ОСОБОЕ ВРЕМЯ ГРИШИ УДАЛЬЦОВА

   В годы перестройки и в девяностые я придумал героя студента-медика Гришу Удальцова и стал писать рассказы, описывал забавные истории, в которые попадал Григорий. И так получилось, что в этих рассказах нашло отражение то непростое, но очень интересное время. Григорий его называл особым временем или особо интересным. Уж простите, но тогда я не знал, что девяностые годы назовут лихими.

   Сегодня я понимаю, что мой герой был прав. Те годы были особыми. Слом эпох, переход от социализма к дикому капитализму, появление новой российской (еще никому неведомой) демократии. Все старались как-то приспособиться к новым условиям жизни, просто выжить. Даже бывшие столовые старались стать привлекательными для клиентов. Старались, как могли. Другое дело, как получалось…

   Недавно, перебирая свой архив, я нашел рассказ «Обычный день, или Неудавшийся обед», который я опубликовал в книжке «Из жизни студента Удальцова». На мой взгляд, в этом рассказе удачно описана та атмосфера, которая царила в бывшем советском общепите.

   «Был обычный день, и ничто не предвещало ничего особенного. Погода поражала хмурым однообразием, невозможно было понять: то ли это пасмурная осень, то ли дождливая весна. Институт жил своей размеренной, но вместе с тем торопливой жизнью: лекции, семинары, отработки и постоянно снующие по лестницам студенты. В тот день было все как всегда. Исправно работал буфет, продавая какую-то гадость, от которой желудок переваривал сам себя, активно начинал работать кишечник, а душа студента из своих глубин посылала привет в виде отрыжки. Возле гардероба, как всегда, играли в карты и нарды прохлаждающиеся студенты, проигрывая последние гроши и занимая деньги друг у друга. В общем, обычный трудовой день.   

   У Гриши Удальцова был перерыв. Ему очень хотелось кушать. Почему-то это желание особенно усиливалось, когда он смотрел на своих аппетитных подруг по умственному труду. Душа поэта требует чего-то большого и теплого. Гриша в душе был поэт. Возможно, поэтому пышные формы его особо завораживали и способствовали выработке желудочного сока. Как поэт Гриша также любил и все красивое. Из-за этого при виде буфетной стряпни у него возникал рвотный рефлекс, кружилось в голове и замирало сердце. Собрав все деньги, Гриша покинул пределы института и направился к близлежащей столовой под жизнеутверждающим названием «Май». 

   Каждый раз, читая это название, он почему-то не думал о весне, о любви, а на ум приходили такие слова, как «мир», «труд» и «Слава КПСС». Столовая являла собой детище перестройки. Было такое ощущение, что обслуживающий персонал находился все время в творческом поиске. Прямо в столовой располагался бар, где продавалось спиртное и кофе. Был день, но бар-столовая не страдал от недостатка посетителей, в основном студентов. Вечерами возле стойки ставился синтезатор и подвыпившие люди лихо отплясывали под музыку. Заведение превращалось в ресторан-бар, где были соответствующие услуги, а контингент  более зрелый и денежный.

   Осмотревшись, Гриша понял, что ему сейчас придется отстоять небольшую очередь, чтобы получить обед: тарелку борща и котлеты с гарниром непонятного происхождения. Предусмотрительно заняв столик и оставив на стуле сумку, Гриша направился к очереди. Отстояв минут десять из-за отсутствия обслуживающего персонала, он, наконец, продвинулся к кассе. Но кассирша, прежде чем повернуться к Удальцову, минут пять беседовала со своей подругой, обсуждая поганую нынешнюю жизнь и бешеные цены на масло и колбасу. Гриша даже уяснил для себя, что жена президента США Билла Клинтона просто стерва, так как все время лезет во все дела мужа. Наконец, рассчитавшись со столь эрудированным работником торговли, Гриша направился к своему столику. Расставив тарелки, он перевел дыхание и осмотрелся. Не хватало пустяка ─ вилки и ложки. Уже порядком вспотевший и притомленный, Гриша отправился за ними.

   Тем временем народ вокруг гулял вовсю. Интенсивно поглощалась еда в виде различных бутербродов с умопомрачительными ценами. Кто-то отмечал успешную сдачу зачета, запивая радость коньяком и вином. Девушки с чувством собственного достоинства снисходительно принимали ухаживания почитателей в виде импортных сигарет и ликеров с шампанским. Стоял гул, прерывающийся женским подхмелевшим смехом и истерическими криками продавщиц».      

   Надо сказать, что этот рассказ я написал в 1992 году. Тогда в стране шли гайдаровские реформы. Инфляция зашкаливала. И если в 1991 году в СССР были пустые полки и все покупали по талонам,  то в 1992-м весь дефицит стал доступным, но цены были фантастические. Мы просто ходили в магазин, как в музей, чтобы посмотреть на товар и растущие цены. И все. Незабываемо. Была такая гиперинфляция, что все накопления граждан обесценились. И как ни старались кафе и столовые приспособиться к новым условиям, у них это не получалось. В итоге почти все легендарные кафе и столовые рано или поздно закрылись.  

    Изменилось все. Сегодня другая жизнь. Она более стабильная. Но и более скучная. Эта жизнь более правильная, но порой менее интересная, серая. Если раньше, когда я приходил в мединститут, было ощущение праздника и веселой студенческой жизни (казалось, что вот-вот где-то появится Шурик из «Кавказской пленницы»), то теперь ощущение, что находишься на каком-то режимном объекте. Заборы, охрана, пропуска… Конечно, все это необходимо в целях безопасности, я понимаю. Это везде так. Потому как жизнь изменилась. Потому как тогда мы не знали, что такое терроризм и война. Так что в каждом времени есть свои плюсы и минусы.

   Я же с ностальгией вспоминаю свою студенческую жизнь и неунывающего Гришу Удальцова. Куда он исчез и что теперь с ним? Наверное, навсегда остался в тех девяностых, как и моя молодость.

                                                                                    
 Георгий БАГДЫКОВ.