ЛИВЕНЬ

Автор Елена Игнатова

Софья Леонидовна закрыла окно и задернула ситцевую занавеску. Стены флигеля не заглушали нараставшего шума дождя. Всю ночь молния, мерцавшая беспрестанно, как испорченный фонарь, мешала спать. Дальним рокотом, похожим на грохот орудий, отзывался гром. А утром, наконец, хлынул дождь. Очень быстро из мелкого он превратился в плотную пелену ливня, сквозь которую едва угадывались деревья за окном. В углу под Тонкие потолком показалась первая струйка и потекла по бумажным обоям, оставляя мокрый след. Это лето выдалось на редкость дождливым и щедрым на ливни. Ливни были и раньше, дважды за лето город заливало так, что приходилось откачивать воду из жилых подвалов, а подводы буквально тонули вместе с лошадьми в балках. Но это лето было особенным. Воды пролилось столько, что земля была не в состоянии ее принять. Так и стояла в траве, едва приметно поблескивая. А по немощеным дорогам совершенно нельзя было пройти, не увязнув в грязи.

Вода с потолка уже лилась ручьями в нескольких местах, скапливаясь в выбоинах на полу. Софья Леонидовна отодвинула кровать от стены, чтобы не намокла постель. Внезапно она заметила через тонкую занавеску тень, мелькнувшую за окном. Кто-то вошел в сени. Она прислушалась, но было тихо, словно тот, кто был в сенях, тоже прислушивался.

— Кто здесь? – с замирающим от страха сердцем спросила Софья Леонидовна.

Никто не ответил, лишь послышалось движение, человек за дверью хотел уйти, но мешкал из-за сильного ливня.

Чуть приоткрыв дверь, она увидела подростка в рваной одежде. Заметив ее, он метнулся прочь. Что-то знакомое показалось ей в его облике.

— Сева?… – позвала Софья Леонидовна, открыв дверь настежь. — Севочка! – радостно вскрикнула она, узнав его окончательно.

— Софья Леонидовна? – удивился он, смахивая дождевые капли с лица. – Как вы здесь?

— Севочка, милый, заходи, – она жадно разглядывала его, пропуская в комнату. – Ты откуда?

Он топтался на пороге, сняв заскорузлый картуз, и не решаясь пройти дальше. Вода ручьями стекала на пол с лохмотьев, служивших ему одеждой.

— Откуда ты?… — повторила вопрос Софья Леонидовна, всматриваясь в лицо подростка.

— Дождь очень сильный… Вот, решил переждать. А тут вы…

— Севочка, проходи, не бойся. Сейчас я тебя горячим чаем напою. Согреешься.

Она засуетилась, поставив старенький чайник на печь, в которой слабо горел огонь. Достала тарелку с куском хлеба, соль и немного чая в жестяной банке.

Сева украдкой разглядывал комнату. Обстановка была бедной, если не сказать, убогой. Узкая железная кровать, застланная тонким байковым одеялом, маленький колченогий стол, стул, табурет, небольшой комод и печь – составляли всю обстановку.

Софья Леонидовна поставила на табурет таз и, сунув в руки Севе крошечный обмылок, стала лить воду из кувшина. Он с наслаждением тер руки и лицо, давно не знавшие мыла. Умывшись, вытер лицо льняным полотенцем, оставив на нем грязные разводы.

Софья Леонидовна заварила чай в маленьком фарфоровом чайнике и пододвинула Севе тарелку с хлебом. Он жадно ел, не успевая прожевывать, как вдруг, словно опомнившись, осторожно положил недоеденный кусок хлеба на тарелку.

— Ешь, Севочка, — ласково улыбнулась Софья Леонидовна. – Не беспокойся обо мне. У меня еще есть.

— А Паша? – спросил Сева, собирая в ладонь оставшиеся на тарелке крошки. – Где Паша?

— Павлуша умер от кори в двадцать первом году, — ее голос дрогнул. — Его увезли в лазарет, он там и скончался. Лечить было нечем.

Сева замер с чашкой в руках.

— Я теперь тут живу, — со вздохом произнесла Софья Леонидовна. – Дом у нас, хоть и небольшой, все равно, отобрали. В нем поселили три семьи. А мне разрешили в этом флигеле остаться, он у нас летней кухней был. Спасибо, что совсем не выгнали. Ты про себя расскажи, Севочка. Что с тобой приключилось? Где твои родители?

— Родителей у меня больше нет, — с горечью произнес Сева. — В том году, когда красные пришли, мы перед рождеством гуляли в городском саду, — начал он свой рассказ.

— Был праздник, елка у входа в сад, много людей. Потом слышим – странный гул со стороны реки, и, будто темная туча, в конце улицы показалась конница. Все остановились, ничего не понимая, смотрели, как она приближается. Было что-то угрожающе страшное в ее черноте и топоте копыт. Многие бросились бежать, прятаться в переулках. И правильно сделали. А мы уже не успели, конница налетела, опрокидывая лотки со сладостями и хлопушками. Отец что-то крикнул им, и один из всадников ударил его по голове плашмя шашкой, отчего отец упал и сразу умер.

Болезненная гримаса исказила лицо подростка, но он, стукнув себя кулаком по колену, справился с подступившими слезами.

— Потом нас из нашей квартиры переселили в подвал. Сказали, что нам – буржуям – там самое место. А какие мы буржуи? — Сева шмыгнул носом. — Папа работал инженером в железнодорожных мастерских, мама давала уроки музыки. В подвале, сыром и холодном, она и года не прожила. Все плакала, а потом от чахотки сгорела.

Сева умолк.

— А как же ты?

— Мне тогда уже двенадцать исполнилось, в детскую коммуну определили. Но жить там невозможно было! – он поднял глаза и, встретившись с вопрошающим взглядом Софьи Леонидовны, продолжал. – Из одежды – только то, в чем меня привезли. Из дома взять ничего не дали, сказали, что все казенное дадут. А казенного не было. Если когда постирают одежду, то ждешь, пока высохнет — другой нет. Спасли мы на одной кровати с Горелым… то есть с Сашкой Гореловым. Кровать узкая, с продавленной сеткой, только на одного, а мы вдвоем. Там все по двое, по трое спали. И очень холодно. Печку-переноску таскали за собой из спальни в класс и обратно. Все равно было холодно, потому что стекла в окнах разбиты. Их фанерой забили, но от ветра она не спасала. Все постоянно болели, а те, кто слаб, даже умирали.

— Как вас кормили? – с надеждой хоть на что-то хорошее, спросила Софья Леонидовна.

Сева вздохнул, собираясь что-то сказать, но, передумав, промолчал. Некоторое время только шум дождя нарушал воцарившуюся в комнате тишину.

— Мы с Горелым… то есть с Гореловым сбежали к беспризорным. Сначала жили на кладбище в семейном склепе купцов Цукановых. Удавалось прятаться, пока одна бабушка нас случайно по дыму не обнаружила. Мы из кирпичей сложили печку-костер. Пожалела, обещала еды принести, а сама патруль привела. Хорошо, один из наших его на входе заметил и успел нас предупредить. Бежали, кто куда.

— Где же ты сейчас, Севочка?

— Сейчас — в доме купца Баранникова. В бывшем.

— Он же сгорел! — всплеснула руками Софья Леонидовна. – Говорили, там был поджог из-за воровства на складе мануфактуры магазина на первом этаже. Жаль, не спасли дом, хоть и пожарные сразу приехали. Такое красивое здание, и все выгорело, только стены остались. Где же ты там живешь?

— В подвале и живу. Подвал надежный, крепкий. Туда даже дождь не попадает. Только вот из-за постоянных ливней очень сыро стало.

— Севочка, оставайся у меня, — горячо заговорила Софья Леонидовна. – Я скажу всем, что ты мой сын — Павел Киселев. Вы же ровесники! Вместе учились. Ты возьмешь нашу фамилию!

Подросток удивленно поднял глаза.

— Что вы, Софья Леонидовна, я никогда не откажусь от своей фамилии – Крамской, не предам ее, что бы ни случилось.

— Севочка, все когда-нибудь переменится, гроза закончится,- Софья Леонидовна погладила его огрубевшую руку. – Я понимаю, сейчас все еще очень трудно, но что даст тебе беспризорная жизнь? А как ты добываешь себе пропитание?

Подросток потупил взгляд.

— Воруешь?

Он едва заметно кивнул.

— Севочка, а ведь это прямой путь в тюрьму, — Софья Леонидовна покачала головой. — При любой власти. Так ты можешь погубить свою жизнь, а тебе учиться надо.

— Сколько еще нужно смертей, чтобы эта гроза закончилась? – горько произнес Сева, глядя исподлобья вопрошающими синими глазами. Кому нужна смерть моих родителей или вашего сына? Они чем-то могли помешать становлению новой власти?

— Дорогой мой мальчик, — Софья Леонидовна растроганно покачала головой, — ты говоришь, как взрослый. На твою долю выпали тяжелые испытания, но жизнь на этом не прервалась. Как ни тяжело, Севочка, но надо идти дальше. Ливни и грозы не бесконечны. Посмотри в окно, этот ливень уже кончился. Ты приходи ко мне, мы вместе обязательно что-нибудь придумаем. А пока…

Софья Леонидовна поднялась и, выдвинув один из ящиков комода, достала брюки и куртку.

— Вот, возьми. Это вещи моего мужа. Немного велики, но ты растешь…

— Нет, что вы! – запротестовал Сева. – Вам пригодятся. Сменяете их на хлеб.

— Бери, Севочка, бери. Тебе сейчас нужнее. Ты совсем раздет.

Сева больше не пришел. Однажды подобрав забытую на скамье кем-то местную газету, Софья Леонидовна в одной из заметок прочла, что в сгоревшем доме бывшего купца Баранникова из-за сильного ливня обвалилось перекрытие одного из помещений и засыпало прятавшихся в подвале людей. «Беспризорник Крамской с контузией позвоночника и ранами кожных покровов отправлен в больницу».

В городе было две больницы, но ни в одной из них подростка с такой фамилией Софья Леонидовна не нашла.