Репетиторство на сцене: как художник, писатель и педагог собрались в одном актере. Интервью с Сергеем Павловым

Как стать репетитором для целого зала, содержать в себе одном множество персонажей и почему стихотексты могут привести прямиком на театральные подмостки? Сегодня мы поговорим с человеком, который уверен, что в творчестве нет несочетаемых вещей. Наш новый Герой Дня — Сергей Павлов, художник, актер и драматург ростовского театра «ТЕГ»

— Сегодня для меня самый что ни на есть экспериментальный случай — интервью с творческим человеком, в котором сочетается не одна и не две, а множество творческих личностей. Вы сами пишете, сами играете, сами ставите спектакли.

— Я, собственно, занимаюсь ещё и репетиторством.

— Русский и литературу, наверное, преподаёте?

— Нет, русский, алгебру, геометрию, тригонометрию… С особенными детьми я ещё занимаюсь, это тоже моя профессия.

— Вот Вы меня сейчас прямо ошарашили! Человек, рисующий картины, пишущий сценарии, по-моему, просто должен был быть гуманитарием по складу.

— По поводу знаний скажу так: в школьные годы у меня была строгая бабушка, поэтому хорошо знать программу и стараться, чтобы при этом оставалось время на то, что меня по-настоящему интересовало -— было оптимальным решением (смеется)!

— Тяжёлое советское детство стало залогом хороших знаний, вот как! А как так получилось, что Вы шли по жёсткой программе школы и вдруг стали в итоге артистом? Как это и в какой момент случилось?

— На самом деле не вдруг. Ещё в школе все удивлялись, как я выделялся — один мой внешний облик уже заявлял о том, что я совсем не похож на других. Конечно, получал выговоры за внешний вид, получал, но учился-то при этом я отлично, и выходило, что ругать-то особо не за что!

— Наверное, каждая творческая личность начинает заявлять о себе, начиная менять внешность — я вот тоже стригла и перекрашивала волосы кардинально. А как Вас из хорошей учебы занесло в творчество?

— Тут точнее будет сказать — меня в учебу по нужде заносило, а в творчестве я жил. Во мне случилось сочетание несочетаемого. Творчеством я занимался всегда, сколько себя помню. Понемногу всё, чем я занимался по необходимости, перерастало в творческое. Искусство — вот то, к чему я стремился всегда. Если вернуться немного назад… Сразу скажу, где я только не учился — всё собиралось в опыт.

— То есть, вы ещё сейчас удивите меня, сказав что-то неожиданное?

— Да, у меня всё циклично — постоянно одно другое сменяло, постоянно где-то набирался опыта, учился… Вот, к примеру, я при музыкальном театре учился. Как попал туда? В бытность моей учебы в университете мы ставили спектакли, каждый свой. Я ставил спектакль о балетном танцовщике — «Сумасшедший божий клоун». И мне нужно было самому ощутить, что это такое… Тем более, что я о балете не знал ничего, более того, он мне не нравился категорически. Мне, чтобы понять моего героя, нужно было это испытать на себе.

Я пришёл в музтеатр, попросился посмотреть репетицию. Мне разрешили поприсутствовать на уроке в балетном классе. И вот когда я оказался там, мне предложили: «Идите-ка к станку!» Я откашлялся и сказал: «Да я-то, в общем, посмотреть…» Но в итоге я там остался на три года

— От нелюбви к балету — до станка? Вот так с места в карьер? Как Вас смогли уговорить? Заняться одним делом, чтобы понять, как сделать другое, — интересно выходит.

— Всё от увлечения моей же постановкой, от желания ощутить на себе. Я активно втянулся в это дело. Логичнее было бы, наверное, пойти поучиться в театральный, но мы же не ищем лёгких путей. Вообще, во всём нужна насмотренность — то, что опытом называется ещё иногда. Вживую многое увидеть, впитать, узнать — всё это потом собирается в единое.

— Путь, конечно, у вас интересный. Ведь чем больше впечатлений и событий — тем интереснее. Клубок собирается, а уже из этого клубка потом можно связать что угодно. Но у вас целая корзинка клубков разных!

— Опыт разный был, в разных театрах я поработал, тоже очень интересно было, везде по-своему. Даже на ходулях в театре уличном «Ларамбла»! Цирк тоже мне нравился, а это близко к клоунаде — ходить на ходулях, создавать атмосферу веселья, возвращая людей в детство. Но театр, в котором я сейчас, — это самое близкое мне место

— Сейчас у вас такой симбиоз — драматургия и игра: в театре «ТЕГ» вы и играете, и пишете сами. А что из этих двух ипостасей интереснее?

— Это совсем разное. И то и другое интересно по-своему. Есть свои сложности. Но это приятные сложности. Даже у классиков наших были периоды, когда они сами писали и сами играли в своих постановках.

— Скажите, а насколько сложно перевоплощаться каждый раз? Одно дело играть одну роль, а вот когда разные… Сложно ведь переделать под героя себя — Вы то мальчик с собакой, то фееричный какой-то мужчина, то вообще какой-то помешанный прохожий…

— Играть одну и ту же роль было бы, как минимум, странно. И себя переделывать под героя тоже не нужно. Логичнее найти его в себе или выстроить его в себе. Это очень увлекательно! Пока ты знакомишься, привыкаешь к персонажу, приживаешься, а потом он просто внутри тебя есть и существует.

— А если он потом из вас не уходит? Задерживается вдруг персонаж в вашей оболочке? Не застревает чужое в вашем характере?

— Не должен! В этом и есть профессионализм актёров. Хотя периодически и такое возможно. Но это скорее характерно для людей определенного склада. В постановочном процессе, когда ты уживаешься с персонажем, бывает так, что ловишь в себе его черты вне репетиций. Но это- своеобразная притирка. А в целом, конечно это отдельные субстанции и перенимать их не стоит.

— Мы же помним историю нашей землячки, замечательной балерины Спесивцевой, которая играла роль Жизели и потом подверглась влиянию образа и уже не могла понимать, что в её жизни — её, а что — образ…

— У каждого прежде всего своя восприимчивость… Поэтому тут никто, как говорится, ни от чего не застрахован. Но профессионализм актёров как раз и направлен на то, чтобы уметь перевоплощаться без таких вот остаточных явлений. Хотя бывает ведь и так, что это не поддаётся контролю порой… Много других факторов повлиять может

— А как дело обстоит с хореографией? Она у вас во всех постановках и довольно сложная. Там не только вживаться в роль, но и уметь двигаться, управлять эмоциями зрителя посредством своего тела нужно

— К хореографии у меня вообще свой интерес — ведь получается такой симбиоз цирка и пантомимы. В моём, конкретно, случае это даже скорее не хореография, а пластика.

— Камерность сцены у вас в «ТЕГ», конечно, не предполагает полноту какого-то хореографического действа. Но Вы работали и на больших сценах тоже. Сейчас нет ощущения, что места не хватает, тесно?

— Наоборот, камерная сцена — это интимность. Зритель рядом, ты его ощущаешь, ниточка такая, связь есть. А на большой сцене ты ниточку эту не ощущаешь порой: огромная сцена, декорации большие, большой зал, людей и не видно даже, соединить сложнее

Хотя это тоже интересно, там другая специфика просто. Но маленькая сцена, на мой взгляд, даёт как раз ту «настоящесть» и проживание действа общее с залом. Все становятся соучастниками, и связь более тесная образуется

— У вас, кстати, я знаю, обновляется в театре «ТЕГ» сцена к новому сезону, очень ждём встречи с вами там! В связи с этим хочется спросить: а как, собственно, вы в театр Елены Грасмик попали?

— Начать нужно с того, как я вообще в «Арт-базар» попал, где театр и основался. Одна знакомая рассказала мне об этой творческой локации и активно рекомендовала сходить: «Иди туда, тебе туда надо, там интересные люди». Тут нужно сказать, что я — человек не ленивый, но с походом не спешил.

Как-то потом увидел анонс о пленэре на Соборном у замечательного дома, которого, к сожалению, теперь с нами нет, и решил принять участие. И помню, холодина, сижу, рисую рядом с другими художниками, и тут подходит мне, кофе предлагает, человек. Это оказался Юрий Купавых — один из основателей «Арт -Базара» на Островского. Он то меня и пригласил на выставку «Снеговик не то, чем кажется».

Тогда появилась инсталляция из ведра и очерченного на полу мокрого пятна — всё, что осталось от снеговика- «Растаял на работе». Юрий меня поддержал с этой идеей, и я принял участие в выставке.

После мы уже довольно плотно общались, все горели идеей развития театра, и потихоньку начали присматриваться друг к другу — первый совместный спектакль сделали. Я принёс свои стихотексты тогда, которые очень ребятам понравились, и мы сделали зарисовку «Белый лист».

— Стихотексты — новое для меня лично понятие, что это?

— Я в голове сам придумал для возникающих образов и строк такое определение-стихотексты. Мне кажется оно более настоящим, потому что сейчас многое из того, что называется стихами, для меня называется графоманством.

— Необычно звучит, конечно. Итак, со стихотекстами вы уже с ребятами начали работу. А долго пришлось притираться? Мне кажется, у вас как-то быстро это вышло — гармонично вы так все сыгрались, и вот уже у нас в городе новый театр!

— «ТЕГ» — это сейчас то место, где мне безумно хорошо, интересно, комфортно и где мне нравится! Потому что мы находимся в творческом поиске и исследованиях. А это и есть жизнь, которой не так много вокруг, если присмотреться. Например, когда мы соединяем мои стихотексты и музыку с Юрием — это ведь всегда эксперимент. И из таких экспериментов рождается настоящее искусство!

— А что интереснее для вас — своё играть или по чужим произведениям? Ведь своё, мне кажется, легче: ты легче понимаешь героев, задумку, акценты… И задам сразу тогда встречный вопрос от моей дочки: почему говорят, что своё играть труднее? Потому что хочется повторить в точности, как задумано было в голове, и если вдруг случается какой-то недочёт, начинаешь ругать себя?

— Вот хороший вопрос! Своё играть сложнее. Более того, скажу вам, мне проще выучить чужой текст, нежели свой. К себе ты в разы требовательнее.

Когда ты играешь чужое — ты одеваешься в этот костюм, который тебе дали. А когда играешь своё — ты не то что без костюма, ты без кожи.

— А когда приходится импровизировать? Имеет место часто импровизация в ваших постановках?

— Конечно, имеет место. Но она должна быть всегда в рамках сюжета, действия, она не должна выбиваться. Тем более, когда это не монолог, а ты с партнёром на сцене. Мне с Еленой Грасмик играть в этом плане очень комфортно — если кто-то из нас где-то от темы отошёл в игре, мы знаем, что друг друга вытянем. Такая сыгранность уже есть.

— Не надоедает играть одну и ту же роль несколько раз?

— Театр — он ведь живой. И в этом плане в нём всегда будет в каждой постановке что-то новое происходить. И всякий раз зрителем воспринимается всё по-разному — ведь некоторые приходят на один и тот же спектакль не один раз и говорят, что было иначе. И мы этому рады, потому как значит идем верной дорогой.

Это живой организм — каждый раз всё идёт отчасти по-другому. Состояние и настроение актёров — всё это меняет каждый раз постановку, проживание героя каждый раз немного отличается. Поэтому тут нельзя говорить о стопроцентном повторе.

Вообще, это безумно интересно — видеть, как персонажи с бумаги оживают, которых ты создал на бумаге, ты видишь, как они начинают ходить по сцене — это практически как наблюдать за взрослеющими детьми. Они же могут повести себя как угодно, может, и не так, как ты писал и чем их наделял. Отчасти всё в спектаклях непредсказуемо у нас.

— Может, это ещё и потому, что у вас достаточно неординарные постановки, как и сам театр? Составляющая ваших всех пьес — нестандартность. Не каждый из современных частных театров может пощеголять таким репертуаром.

— В этой неординарности, я считаю, больше настоящего. Можно ведь даже банальную вещь как стол и стул показать с такой стороны, о которой никто и подумать не мог — с одной стороны, просто, а с другой стороны — совершенно другая история.

Мне кажется, суть искусства именно в этом. Зачем нужна простота и фотографичность?Должна зародиться какая-то мысль после просмотра спектакля. Что-то человек прочувствовать должен. А если будет нечего чувствовать и всё итак будет на поверхности и понятно — зачем вообще это показывать.

— Дочь считает, что как раз таки вы в своем театре показываете людям то, что они не видят. Или видят не настолько интересным. И действительно, когда я сама прихожу к вам, я будто попадаю в диалог самой с собой, с вами, я нахожу ответы на какие-то вопросы, на которые ответов не находила, что-то я лучше начинаю понимать, даже себя саму… Так, на спектакле, я могу сказать, можно полечить свой страх какой-то, получить урок, увидев свою глупость со стороны. Мне кажется, в этом миссия театра.

— Театр отчасти и нужен для того, чтобы посмотреть на себя со стороны. На себя настоящего. Мы стараемся брать совершенно разные произведения, постоянно расширяя диапазон тем и идей. Тут большая работа всех участников театра — и актёров, и режиссёра, и драматурга.

Самые мои, к примеру, любимые темы — это время, смерть, пороки человеческие. Время — это и бесконечность, и смерть в себе содержит. Течение времени, время как сама субстанция — она всегда меня интересует очень. Если бы я его рисовал, то изобразил бы время в виде океана или огромной пустыни с огромными кругами. Мой персонаж в одном из спектаклей — Билли, для меня он олицетворяет Время. Он близок и мне самому по сути.

— Помните, с чего наш разговор начинался? Получается ведь, у вас репетиторство и на сцене — вы учите чему-то зрителей. А что вообще на всё это вас вдохновляет?

— Меня вдохновляют наблюдения. За людьми, за их поведением, за процессом жизни. Дорога — когда я еду куда-то, в этом многое нахожу я. Дорога, смена картинок за окном — очень люблю этот вид меняющийся.

А порой бывает: иду утром и вижу какую-то необычную ветку — щёлк, сработало, какой-то процесс запустился, начинаешь что-то с этим делать. Здорово, что всё это непредсказуемо.

Возможно, главный секрет творчества именно в этой готовности удивляться — будь то неожиданная ветка на пути, образ в голове, превращающийся в стихотекст, или репетиционный процесс, с которого начинается путь к чему-то новому!

С художником, писателем и драматургом в одном лице беседовала Оксана Мордовина

P/S на обложке коллаж из фото от Елены Грасмик и Златы Яншиной, в тексте использованы фото Златы Яншиной 🙂